Любители футбола продолжают с большим интересом следить за репортажами и обзорами матчей Геннадия Орлова, который более полувека в спортивной журналистике, но по-прежнему энергичен, эмоционален и интересен.
— Геннадий Сергеевич, как вы стали телерепортером? И кого считаете своими учителями в плане понимания футбола как науки?
— Моими тренерами были: в Харькове — Евгений Иванович Елисеев; в ленинградском «Динамо» — Вячеслав Дмитревич Соловьев; в юношеской сборной СССР — знаменитый Алексей Александрович Парамонов. Из-за травмы я рано завершил карьеру футболиста. Поступив в технический вуз, я потом перевелся на исторический факультет, но в итоге выбрал профессию журналиста. Ещё в театральном вузе занимался факультативно сценической речью. Когда я стал комментатором, выиграв конкурс, замечательный режиссер и сценарист Илья Авербах рекомендовал меня своей маме, которая преподавала сценическую речь. Она меня учила многому — правильно дышать — чтобы работали резонаторы. Речь получается не «кастрированная», и я могу вести. Ведь репортажи длятся по 5-6 часов подряд, но голос у меня за это время не садится, связки не срываются — за 40 лет работы ни разу. Ну разве что лишь при сильной простуде.
— А в чем заключался конкурс телевизионщиков, после которого вы стали комментатором?
— После смерти главного ленинградского спортивного комментатора Виктора Набутова начали искать человека на его место. Объявили конкурс, где участвовали 200 человек. Комиссию составляли работники ленинградского радио и ТВ.
— Что стало решающим фактором, что выбор был в вашу пользу?
— Каждый конкурсант вел минут по 10 репортажа матча «Зенит» — «Динамо» (Тбилиси), но не в прямой эфир, а на запись. Это было 1 ноября 1973 года. Ночью подморозило и выпал небольшой снег. Анатолий Зинченко ударил метров с 40, и Давид Гогия не справился со скользким заледеневшим мячом — сначала парировал его, но не удержал.
Я тогда сказал: «Мяч, словно мокрый кусок мыла, проскочил сквозь руки вратаря в ворота».
Как мне потом рассказали, членам комиссии понравилось, что я употребил такое нестандартное сравнение. Меня взяли на работу спортивного комментатора, но ленинградские радиослушатели и телезрители еще в течение 2-3 лет говорили про меня «Федот, да не тот», непроизвольно сравнивая с Виктором Набутовым. Потом перестали. Я никому в своих репортажах не подражал, но у каждого из своих более именитых коллег старался перенимать что-то из самого лучшего.
— Сейчас комментаторы, готовясь к матчам, собирают информацию из интернета. А в 1970-80-х?
— До 1974 года я много поработал пишущим журналистом, и продолжал этим заниматься после перехода в теле и радиокомментаторы. В еженедельнике «Строительный рабочий» (газета ленинградского обкома КПСС) я вел весь спортивный отдел. Конечно, читал прессу — само собой. Но нужно ведь и постоянно искать эксклюзив. Ходил на все пресс-конференции. Постоянно обзванивал работников различных отделов Спорткомитета и спортивных федераций, расспрашивал их. Футболисты и тренеры не отказывали в интервью или комментариях каких-то событий и моментов — сейчас в этом плане уже обстановка другая.
Я приучен выискивать какую-то новую информацию, и потому считаю недопустимым для моих коллег пользоваться лишь интернетом (доступным всем болельщикам), и ничем больше. Это выхолащивает журналистику.
А если я пересказываю газеты и электронные СМИ — это уже плагиат. Анатолий Карпов еще до того, как стать чемпионом мира, вел у меня шахматную колонку. Тогда он выступал в юношеских турнирах и уже стал победителем мирового первенства в этой категории. Для хоккейных репортажей я привлекал великого вратаря Николая Пучкова. Волейбол, баскетбол... Я писал даже об атлетизме и «моржах». Ну и конечно, футбол. Поиграв за «Зенит», я лично знал всех футболистов и тренеров. Я был многостаночником, отработал на 17 олимпийских играх, а том числе и зимних.
— Я помню ваши репортажи с забегов конькобежцев...
— Это — одно из самых сложных заданий. В 1980-х у СССР был период сложных отношений с Китаем. Мне было указано не упоминать спортсменов из этой страны. И вот представляете: в одном забеге стартуют два китайца — и вот уж мне тогда пришлось выкручиваться! О чем я только не говорил по ходу того забега — о погоде, о прошедших забегах и о предстоявших...
— А волнение мешало?
— Комментатор — несомненно, творческая профессия. А я постоянно вращался в творческой среде, постоянно что-то подсматривал. Жена у меня актриса, брат — кинорежиссер. Я видел всю их жизнь изнутри. Видел — как актерам непросто было настраиваться перед выходом на сцену. Больше всех волновался, как мне показалось, Инокентий Смоктуновский. И я убедился: волнение — нормальное явление. Что волноваться даже нужно. Страсти, переживания, сопереживания — все это идет рука об руку с твоим собственным «предстартовым» волнением. И еще я тогда же убедился: даже тихим голосом, но с правильными паузами слушателя можно впечатлить еще больше, чем криком в микрофон. Школа ленинградского театра, я считаю, была лучшая в СССР, с самыми давними и сильными актерскими традициями. Когда я пришел в 1973 году, мне сказали: вот стол Виктора Набутова, занимай его. Но я категорически отказался и сел за другой, тем самым показав, что у меня — свой путь.
— Когда провели первый телерепортаж?
— Почти сразу после дебютного радиорепортажа — 31 декабря 1974 года. Перед этим я специально поехал в Москву. Попросил телевизионное руководство показать — как работают москвичи. И я благодарен коллегам. Николай Николаевич Озеров очень помог, потом — Нина Еремина, Слава Семенов, Георгий Саркисянц, Владимир Маслаченко, Котэ Махарадзе — и они вскоре стали моими друзьями. Возможно, потому что я, как ленинградец, и не казался им конкурентом.
— Еще был киевлянин Валентин Щербачев.
— Но Валя не играл в футбол, хотя много комментировал его. Он занимался единоборствами и поначалу вел репортажи по этим видам спорта. Позже многие были недовольны, что именно Щербачев по старой дружбе впервые привел Кашпировского на телевидение — тот занимался тяжелой атлетикой, и на этой почве они с Валей давно были знакомы. На киевском ТВ поставили вопрос ребром: «не надо нам приезжих столичных, а нас есть свои люди, которые могут хорошо комментировать на русском». Но это было скорее исключением. Все-таки старались по центральному телевидению давать репортажи хорошо проверенных людей, которые не ляпнут чего-нибудь лишнего, плюс, в совершенстве владеют русским языком
— От вас коллеги не таили секретов?
— Ну, и я не так уж подробно обо всем у них выпытывал. Но наблюдал — как они готовились к репортажам, собирали информацию. И вот 31 января 1974 года Николай Озеров провел комментарий первого периода хоккейного матча СКА — ЦСКА, а потом ушел вести репортаж на «Маяке» и сказал телезрителям: «дальше будет комментировать матч наш новый коллега Геннадий Орлов».
— Все гладко прошло?
— Нет. По ходу репортажа ко мне постоянно забегали техники и недоумевали — откуда странный стук. Из Москвы им звонили: «у вас из „Юбилейного“ идет брак по звуку». По окончанию того репортажа общими усилиями догадались: я, как бывший футболист, от волнения постоянно ногой лупил по кабелю. Там, правда, была и их оплошность: нельзя, чтобы кабель лежал под ногами. Теперь, конечно, кабели помещают в свинцовые оплетки, а тогда он был «как живой».
— Иностранными языками владеете?
— Лучше других — французским. Элементарные вопросы могу задать на итальянском, испанском, английском. А для обстоятельных бесед использую лишь русский.
— Какие главные технические новости вы отметите в плане вашей работы?
— Их много. Для телевизионщиков всегда создают приличные условия. Телевидение — такой монстр, что ему все помогают. В 1980-х появились современные «направленные» микрофоны, и специальные комментаторские кабинки для звукоизоляции оказались не нужны. Посторонние звуки почти не мешают: с расстояния двух метров надо очень громко кричать, чтобы тебя услышали в такой микрофон. Так что сейчас более сотни комментаторов сидит на трибунах и не мешает друг другу. Картинка «обогащается» постоянно. Если в 2008 году, когда я вел из Базеля репортаж с матча «Зенита» в еврокубках, летающая камера была новинкой, то теперь уже прочно вошла в нашу работу.
— Вам сложно оставаться объективным во время репортажа?
— Это просто невозможно — чтобы все тебя считали объективным. С одной стороны, многие именитые тренеры, футболисты (в том числе из «Зенита») и особенно их агенты болезненно реагируют на мою критику. С другой, меня обвиняют в явных симпатиях питерскому клубу. На всех не угодишь. Когда на НТВ+ и Матч-ТВ мне предлагали вести репортаж с участием «Зенита», они ведь знали, что мои симпатии всегда были на стороне этой команды, и я даже играл за нее. Но я вел репортажи еще с советских времен. А если иногда прорывалась нотка симпатии к родному клубу, этим никого не удивишь.
Но я и по части критики в адрес родной команды допускаю то, что московские комментаторы себе не позволяют.
— Сейчас вы сочувствуете Сергею Семаку. Но ведь у Адвоката и Спаллетти набор игроков в «Зените» был не сильнее...
— Вот именно! А добивались они в еврокубках большего. Я предостерегаю Семака, которому симпатизирую как человеку, футболисту и тренеру. Очень важно, чтобы руководство клуба к нему относилось так же, как иностранным тренерам — для них выполняли любые требования. А с нашим могут не церемониться. Например, «впихнуть» ему в штат людей, которые Семаку не нужны. Или навязать игрока. Я болею за хороших игроков из любой команды. Не скрывал своих симпатий к Головину, хотя он был армейцем. А когда «Зенит» подавляет всех в РПЛ, то как же не отметить его превосходство над соперниками? И как было не восторгаться Халком и другими замечательными мастерами?! И вот я всю комментаторскую жизнь — как меж молотом и наковальней. Петербуржцам не нравится, что я «болею за московских», а остальным россиянам не нравится, что «Орлов топит за Зенит».
— Ваша карьера футболиста помогает в нынешней работе?
— Конечно! Многие телезрители играли в футбол на том или ином уровне. И потому важно, чтобы ты пропустил тот или иной эпизод через свое видением футбола, через свой игровой опыт. Иначе поручается даже смешно. Например, в финале Лиги чемпионов Рамос боролся за мяч с Салахом, который получил травму и не закончил матч. И вот поднялся вой, многие даже объявили Рамоса преступником и приговорили его к страшным карам. Савик Шустер считает себя большим знатоком футбола, но сам не играл. Он заявил: Рамоса надо было выгнать с поля. А давайте разберем тот эпизод. Футбол — контактный вид спорта. Рамос толкал плечом в плечо. Мне самому в игре дважды ломали нос. Мчусь за мячом, рядом бежит защитник, со мной борется, попадает локтем в нос. Кровь фонтаном, меня уносят с поля. Но это игровой момент. Это было неумышленно неудачное попадание локтем. Так же и в случае с Салахом. У него верхний плечевой пояс очень слабый для футболиста такого ранга. Это — его проблемы. Он должен уметь за себя постоять в каждом игровой эпизоде. Футбол — дело мужественных людей.
— Вы ведете репортаж в одиночку. А доводилось вести вдвоем, и как относитесь к этому?
— Работал дуэтом с Олегом Жолобовым на чемпионате мира 1994 и на Евро-1996. Позже — с Владимиром Маслаченко и Владиславом Радимовым. Впечатления от сотрудничества с этими людьми прекрасные. Но дело в том, что я сам играл в команде высшей лиге.
Я — мастер спорта по футболу. Так что вправе считать себя футбольным специалистом, которых себе в напарники приглашают комментаторы-журналисты.
К тому же, мне кажется: некоторые из моих коллег перегружают телезрителя избытком информации, а также собственных эмоций и измышлений. Надо дать и болельщику и пару секунд и отдохнуть, и самому поразмыслить над увиденным.
Кстати, наблюдая за работой зарубежных коллег, я сделал вывод не в пользу российских, которые чересчур обильно заполняют собой репортаж. Нельзя забывать: главное действующее лицо трансляции — спортсмены, а не мы, журналисты. Кстати, Николай Озеров и Евгений Майоров, которые добились выдающихся успехов как спортсмены, во время репортажей не позволяли себе поучительных и снисходительных интонаций в адрес игроков. А многие нынешние не занимались спортом профессионально, но берутся бесцеремонно поучать известных во всем мире спортсменов и тренеров.
— А бывали случаи, чтобы на вас обижались спортсмены и тренеры?
— Еще как! Например, после устроенной шумихи по поводу Денисова, якобы не желавшего играть за Россию, я организовал телевизионную передачу, где Денисов сам рассказал, что приглашение ему поступало лишь в телефонной частной беседе с Бородюком. И в форме, скажем так, далеко не официальной. И что же? Буквально через пару минут Бородюк до меня дозвонился и высказывал обиды.
Кстати, я, человек из футбола, стараюсь по мере возможности изолировать себя от чересчур дружеского общения с действующими спортсменами и тренерами. Чтобы быть максимально объективными.
И сам удивляюсь некоторым коллегам. Например, исполняют роль пресс-атташе какой-нибудь команды, и при этом ведут репортажи о матче этой же команды. Это во вред объективности.
— Случались у вас непроизвольные ляпы в репортажах. Говорят, Николай Озеров как-то выдал в прямом эфире «Гол! ... — штанга!».
— Вот именно: говорят, обсуждают. Но никто этого не слышал. Потому что этого не было. Сам Озеров мне об этом говорил. Случалось, у него непроизвольно вырывались слова, неподходящие для широкой трансляции, но не те, что вы упомянули. Хорошо помню: был случай с Евгением Майоровым, который ругался с техническим персоналом из-за неисправностей аппаратуры. Не подозревая, что его в прямом эфире слушает вся страна.
И у меня, конечно, случались «проколы», но постоянная связь с редактором Александром Кузьминым позволяла обнаружить то, что сам сгоряча не заметил, и исправиться. Запомнился ляп во время моего репортажа со встречи «Зенита» в аэропорту после победы в Кубке УЕФА. Кто-то в большой группе сотрудников — то ли техник, то ли милиционер — громко матерился, и операторам полностью убрать из эфира многоэтажные тирады не удалось. После трансляции по этому поводу высказывались претензии ко мне. Но потом, внимательно прослушав звукозапись, все-таки установили, что брань вырвалась все-таки не уст Геннадия Орлова.
