Самую молодую фигурантку дела «Нового величия» - 18-летнюю Анну Павликову - заставляли дать показания на собственного отца. Об этом Дмитрий Павликов рассказал в интервью «Медузе». Инфо24 выбрал самые важные моменты из их разговора.
О Руслане Д.
Как считают адвокаты обвиняемых, один из участников "Нового величия" Руслан Д.— либо действующий оперативник, либо информатор под прикрытием. Он проходит по делу как свидетель. Именно Руслан Д. написал политическую программу движения, в которой позже нашли «признаки пропаганды идеологии насилия».
Она его боялась, на самом деле. Он на нее давил, давал указания. У нас много листов [распечаток из чатов в Telegram]. Когда она хотела уходить [из «Нового величия»], он на нее психологически воздействовал: «Ты нам нужна, мы без тебя никак».
О допросе
Мне сказали замолчать. Что-то хочу сказать, мне сразу: «Сейчас вообще выйдешь отсюда». Ане угрожали, называли ее сучкой, психопаткой, наркоманкой. Напротив нее сидел в балаклаве здоровый мужик, когда она стала говорить, что ничего не делала, он ей говорит: «Я сейчас тебя ударю, ты хочешь, чтобы я тебя ударил?» Прямо при мне говорил это, и нецензурно. Ребенку 17 лет, а мат шел такой…
О доносе
Она приходит вся заплаканная. Я говорю: «Ань, что случилось?» Она плачет. Я говорю: «Что вы делаете?» Сказали: «Заткни рот». Потом уже она мне сказала, ее там заставляли: «Скажи, что это все папа писал и что папа тебе помогал». Я горжусь своей дочерью, она ответила: «Папа здесь ни при чем, вообще его не трогайте, он ничего не знал об этом».
О камере
[Когда ее перевели в] камеру, где 47 человек было, две недели она спала на бетонном полу, не было койки. Ей потом дали раскладушку, но по ночам там практически никто не спит — камера на 20 человек, переполненная. Через две недели все-таки дали койку наверху. А там завеса стоит дымовая аж до первой койки, лампочка горит постоянно, гул этот. А она не курила никогда, не пила, и тут попала в такую ситуацию — с мошенниками, с цыганами.
О здоровье
Ей в СИЗО сердечную недостаточность поставили. Они даже испугались, я думаю. У нее была по сердцу первая стадия, а в тюрьме она получила вторую стадию, а третья стадия — это уже смерть. Она себя очень плохо до сих пор чувствует. Руки у нее — тремор до сих пор бывает. Левая рука и нога немеют, судороги были, ночью она вскакивала, плакала.
По гинекологии очень серьезный диагноз. Ее застудили, когда в автозаке держали, плюс [заставили] спать на бетонном полу две недели. Плюс она зрение потеряла, сейчас у нее минус три. У нее было нормальное зрение. Плюс психика. И в головном мозге у нее нашли что-то не очень хорошее.
О лечении
Когда ей было плохо на второй день ее домашнего ареста, — температура была под 39, головные боли, низ живота болит, — пришел врач из поликлиники. Когда мы пытались ей объяснить, что надо связаться, чтобы ФСИНовский работник с ней переговорил, она просто убежала.
Мы не хотели ее в больницу везти — она вроде только домой вернулась. Плюс не все больницы берут, надо направление [от ФСИН] получить. Я говорю, не все так просто, очень много подводных камней, мы не можем ее полностью обследовать. Мы сейчас пока не можем сделать МРТ и рентген. Из-за браслета на ноге, [который позволяет ФСИН контролировать местонахождение арестованного].
О "Марше матерей"
Я почувствовал от людей поддержку. Я не ожидал, что их столько соберется. Я не осуждаю своих юристов, которые сказали, что лучше не надо ходить на несанкционированный митинг, это может навредить ребенку. Юля [Павликова] даже сказала в интервью, что не может людей предать. Поверьте мне, ей тяжело было идти с палкой.
О дочери
Конечно, судьбу ей сломали. Она стала осторожнее, я думаю. Она очень повзрослела. Такие взрослые стали выражения. Я никогда не думал, что моя дочка в 18 лет начнет читать Солженицына, сравнивать, говорить: «А ничего, пап, не изменилось: что творилось в тюрьмах, то и творится — сфабрикованные дела и все остальное». Я думаю, что она стала еще ближе к родителям.
О приговоре
Мы хотели бы надеяться [на условный срок], так как она несовершеннолетняя была, [когда началось дело]. Но там идет наказание до 10 лет по этой статье, поэтому нам неспокойно. Я не верю в это (оправдательный приговор). Вообще нет! У нас оправдательных приговоров в России ноль запятая ноль ноль ноль… У меня задача — закончить весь этот кошмар, который у нас в семье творится, чтобы мы свободно вздохнули. И тогда уже будем смотреть.
